В наши дни, кроме того, власти Пакистана испытывают на себе давление мулл и радикальных исламистов, которые трактуют борьбу за «освобождение» Кашмира (подумать только!) как священную войну. Ирония заключена в том, что кашмирский ислам всегда был самого мягкого, суфийского толка, что местные пиры (святые люди) действительно почитались святыми. Этот открытый, толерантный ислам — настоящая анафема для пакистанских смутьянов, и при пакистанском правлении он тоже подвергается угрозе. Таким образом, нынешний рост терроризма в Кашмире проистекает из отношения Индии к Кашмиру, а также из пакистанской подрывной деятельности. Да, Кашмир сильно возражает против индийской «оккупации» своих земель, но почти наверняка правда и то, что пакистанская армия и спецслужбы готовят боевиков, помогают им, подстрекают их.

То, что Индия и Пакистан владеют ядерным оружием, особенно обостряет необходимость сдвинуть ситуацию с мертвой точки и отказаться от агонизирующего языка кризиса пятидесятилетней давности. Кашмирцы хотят — и необходимо убедить Индию и Пакистан дать им это — воссоединения своих земель, ликвидации зон контроля и прекращения военных действий на высокогорных гималайских ледниках. Они хотят большей автономности, права самим распоряжаться своей жизнью. (Одно из возможных решений — система двойного гражданства и неприкосновенность границ, гарантированная и Пакистаном, и Индией.)

Кашмирский конфликт уже доказал всю несостоятельность выдвинутой в годы холодной войны концепции ядерного сдерживания, согласно которой чрезвычайная опасность ядерных арсеналов удерживает их обладателей от развязывания даже неядерной войны. Этот тезис теперь не выдерживает критики. Возможно, от перехода холодной войны в «горячую» нас спасло не ядерное сдерживание, а простое везение. А теперь опасность снова нависла над нашим миром, в котором две ядерные державы действительно собираются воевать. В такой момент необходимо признать исключительный статус Кашмира и заложить основу для движения вперед. Обстановку в Кашмире следует разрядить, иначе при самом худшем развитии событий, о котором не хочется даже думать, все может завершиться ядерным разрушением и самого рая, и того, что вокруг.

Северная Ирландия

Еще до того, как Тони Блэр и Берти Ахерн [213] обговорили детали самого последнего плана по мирному урегулированию в Северной Ирландии, лидер юнионистской партии Ольстера Дэвид Тримбл называл тех, кто побуждает его принять обсуждаемые условия, «покладистыми дураками». После чего его коллега Кен Магиннис заговорил о «предательстве», и Тримбл во всеуслышание объявил, что с большим трудом представляет, «как мы сможем двигаться дальше». Вопрос: действительно ли Блэр с Ахерном, а также Мо Моулам [214] и прочие посредники — идиоты, одураченные ИРА глупцы и, следовательно, поборники зла, с дьявольским упорством допускающие террористов «в самое сердце правительства», как заявляют юнионисты?

В газетных репортажах сообщается о встрече Блэра с Мартином Макгиннесом из Шин фейн, в ходе которой — после отключения записывающей аппаратуры — Макгиннес сказал, что теперь будет говорить от имени ИРА, и выступил с предложением, убедившим британского премьер-министра, что разоружение ИРА уже не за горами.

Был ли обманут Блэр? Как мы знаем, генерал Джон де Шатлен, глава комиссии по разоружению, полагает, что не был. Генерал в своем отчете утверждает, что есть основания верить: ИРА и военизированные формирования лоялистов (противников отделения Северной Ирландии от Великобритании) будут полностью разоружены к маю 2000 года. Однако Тримбл и его команда, подозревающие, какая причина вызвала двухдневную задержку с выходом отчета, волнуются, что де Шатлену просто выкрутили руки и что первоначальная версия отчета была скорректирована с учетом позиции республиканцев британскими политтехнологами.

До известной степени можно посочувствовать Тримблу, год назад решившемуся на доблестный и политически рискованный шаг ради достижения мира, а теперь вынужденному придерживаться стратегии, которую совершенно точно не одобрят ни упорно цепляющиеся за старое массы тех, кто шествует маршем в Драмкри [215] , ни остальные убежденные юнионисты. Несложно, в частности, понять ту ярость, в которую приводит юнионистов лицемерная болтовня Шин фейн, чьи лидеры под запись требуют не путать их партию с ИРА, а без записи с жаром отстаивают интересы «временных» [216] .

Очевидно также, что юнионисты и Шин фейн ненавидят друг друга с такой силой, что никакие мирные процессы эту ненависть не искоренят. Еще сохранилось в памяти, с каким отвращением покойный премьер-министр Израиля Ицхак Рабин пожал протянутую руку Ясира Арафата. Тримбл питает к Джерри Адамсу не меньшее отвращение, чем Рабин испытывал к председателю Организации освобождения Палестины. Должно быть, все также помнят, что историческое рукопожатие стоило Рабину жизни. Зато, как прекрасно знают и израильтяне, и палестинцы, перемирие не то же самое, что урегулирование разногласий, оно не имеет отношения к поцелуям и братанию с врагом, с которым ты воевал при жизни нескольких поколений. Перемирие — это просто отказ от военных действий. Урегулирование разногласий может начаться позже, очень-очень постепенно — или не начаться вовсе. И прямо сейчас большинство граждан Северной Ирландии — подобно большинству израильтян и палестинцев — согласятся, что мир без урегулирования и есть то, чего они хотят. Если пушки замолчат, этого будет довольно.

Существует предположение — на самом деле, чреватое риском, — на котором основывается мирная инициатива Блэра — Ахерна: чем дольше продлится прекращение огня в Северной Ирландии, тем сложнее будет военизированным формированиям возобновить свою деятельность. Каким бы ненадежным ни было прекращение враждебных действий, каким бы суровым ни было затянувшееся самобичевание, какими бы зажигательными ни были те слова, которые обе стороны произносят в адрес друг друга, эта протяженная полоса сведенного к минимуму насилия, эта передышка может оказаться достаточной для того, чтобы укоренившийся мир прижился наконец. Она может способствовать тому, что полные недоверия общины «Шести графств» [217] настолько привыкнут к своему непризнанному миру, что мысль о возвращении к войне окажется им нестерпимой.

Сколь бы рискованной ни была ставка на перемирие, она остается единственно возможной, и отказы юнионистов скоро будут восприниматься (о чем предупреждал Тони Блэр) как непростительный саботаж. Уже сейчас Джерри Адамс словно бы волочит брыкающуюся и визжащую ИРА к завершению войны, тогда как Тримбл заставляет нас задаваться вопросом: не считает ли он предложенный мир миражом или же просто цена на мир слишком высока? Если и сейчас он станет упираться, подобный вывод будет неизбежен. Когда, как не устает повторять Блэр, речь идет о таком огромном достижении, подобная непреклонность кажется большей глупостью, чем чрезмерная «покладистость».

Дэвид Тримбл прав, когда настаивает, что все должно быть без обмана, что разоружение должно быть своевременным и реальным, совершающимся не на словах. Однако, если упрямство юнионистов пустит поезд перемирия под откос, эта партия навсегда останется в истории с клеймом «упрямых дураков», которые испугались риска и отказались вступить на путь к надежде. И Дэвида Тримбла тогда будут помнить как Нетаньяху Северной Ирландии, а не ее Шамира или Рабина.