Общение с U2 — хороший способ пополнить свою коллекцию анекдотов. Причем кое-какие из них не лишены налета апокрифичности. Например, пару лет назад одна ирландская газета уверенно объявила с первой полосы, что я целых четыре года прожил в «дурке» — домике для гостей с прекрасным видом на залив Киллини, который стоит в саду дублинского дома Боно. Другие истории, на первый взгляд выглядящие такими же апокрифами, к сожалению, правдивы. Например, чистая правда то, что я однажды танцевал — а точнее, скакал на месте — с Вэном Моррисоном в гостиной у Боно. Правда и то, что на заре следующего утра я выслушал от великого человека некоторое количество нецензурных выражений. (Мистер Моррисон вообще имел обыкновение мрачнеть к концу длинного вечера. Очень может быть, что мое скакание пришлось ему не по вкусу.)

Много лет мы с U2 обсуждали всякие совместные проекты. Боно как-то подбросил идею поставить мюзикл, но она не воспламенила моего воображения. Была еще одна долгая ночь в Дублине (в дело пошла бутылка ирландского виски «Джеймсон»), по ходу которой кинорежиссер Нил Джордан, Боно и я сговорились снять фильм по моему роману «Гарун и море историй». К моему величайшему сожалению, из этой затеи тоже ничего не вышло. Потом, осенью 1999 года, был опубликован мой роман «Земля под ее ногами» — действие происходит в мире рок-музыки, в сюжет вплетен миф об Орфее. Орфей — мифологический покровитель и певцов, и писателей; у греков он был и величайшим поэтом, и величайшим музыкантом. И вот благодаря моей истории об Орфее наше сотрудничество наконец-то состоялось. Все произошло спонтанно, как происходят многие хорошие вещи. Я послал Боно и менеджеру U2 Полу Макгиннесу несколько рекламных экземпляров своего романа, еще в рукописи, в надежде, что они выскажут свое мнение: получилось у меня или нет. Боно впоследствии признал, что поначалу сильно волновался, считая, что я поставил перед собой неразрешимую задачу, так что к чтению он приступил с «полицейским» настроением — в надежде удержать меня от ошибок. По счастью, роман выдержал испытание. В самой его глубине сокрыта лирическая линия — Боно назвал ее «ведущей темой», — элегия, написанная главным героем, рассказ о его любимой, погибшей во время землетрясения; герой и есть современный Орфей, тоскующий по утраченной Эвридике.

Боно позвонил мне: «Я тут написал мелодию на твои слова, и очень может быть, что это лучшее мое произведение».

Я изумился. Один из основных образов романа — это проницаемая граница между реальным и вымышленным мирами, и вот родилась вымышленная песня, ставшая мостиком через эту границу. Я поехал к Полу Макгиннесу, под Дублин, чтобы ее послушать. Боно отозвал меня в сторонку и проиграл для меня в своей машине демонстрационный диск. Только убедившись, что мне понравилось — а мне сразу же понравилось, — он вернулся в дом и поставил диск уже для всех.

После этого мы больше не работали вместе в общепринятом смысле слова. Был длинный день, когда Дэниел Ланойс, продюсер песни, пришел ко мне с гитарой, чтобы вместе разложить слова по ритму. А потом был День Утраченного Текста, когда мне срочно позвонила Очень Важная Дама, которая занималась U2. «Они в студии, но потеряли текст. Не могли бы вы прислать его по факсу?» А так — молчание, пока песня не была готова.

Я на это даже не надеялся, но очень горд, что все состоялось. И для U2 это стало очередной поворотной точкой. До того они редко использовали чужие тексты, все больше писали свои, причем работа начиналась не с текстов: обычно слова на музыку подбирали в самый последний момент. А тут, как ни странно, все сложилось. Я в шутку предложил им подумать, а не изменить ли название группы на U2+1, или еще лучше — на Me2, чтобы вместо You («ты») в названии группы прочитывалось «я» — но они, похоже, уже и раньше слышали все эти шуточки.

Во время одного из обедов на свежем воздухе в Киллини режиссер Вим Вендерс внезапно заявил, что ирония в творчестве более неуместна. По его понятиям, настало время говорить простым, внятным языком — напрямую доносить мысль до собеседника, отказавшись от всего, что может быть истолковано неверно. В мире рок-музыки ирония приобрела необычное значение. Мультимедийное самокопание U2 времен Achtung Baby / Zooropa, где одновременно разъясняется и развенчивается и мифология, и бредятина рок-звездной болезни, капитализма и власти, — белолицый Боно в шитом золотом костюме, в красной бархатной феске, ну чистый Макфистофель, стал его символом, — именно это самокопание и обличал Вендерс. U2 в ответ, разумеется, только пошли еще дальше по тому же пути, зайдя, пожалуй, даже чересчур далеко со своей не слишком успешной гастрольной программой Pop Mart. После этого, похоже, они все-таки вняли совету Вендерса. Лаконичный, но впечатляющий результат — их новый альбом и гастрольная программа Elevation.

От этого альбома и этой программы зависело очень многое. Неудача могла бы обернуться концом U2. Они, видимо, предчувствовали такую возможность, так что альбом вышел с большим опозданием — над ним лихорадочно трудились. Другие дела и увлечения — в основном Боно — тоже замедляли процесс, но поскольку в результате этих дел Дэвид Тримбл и Джон Хьюм [82] публично пожали друг другу руки, а Джесси Хелмс [83] — Джесси Хелмс! — даже прослезился и поддержал кампанию за списания долгов странам третьего мира, трудно списать эти увлечения в разряд эгоистических и никому не нужных. В любом случае, All That You Can’t Leave Behind («Все, что не оставить позади») оказался сильным альбомом, новым взлетом творческих сил и, говоря словами Боно, сейчас группе многие благоволят. Я в этом году видел их трижды: на «тайном» предгастрольном концерте в маленьком лондонском театре «Астория». а потом еще дважды в Америке — в Сан-Диего и в Анахайме. Они постепенно отошли от концертов на стадионах и теперь выступают в концертных залах, которые после их недавнего гигантизма выглядят совсем крошечными. Спецэффекты сведены до минимума: по сути, музыканты просто стоят вчетвером на сцене, играют и поют. Человеку моего возраста, который помнит те времена, когда вся рок-музыка была именно такой, зрелище это кажется одновременно ностальгическим и новаторским. В эпоху групп из мальчиков и девочек, выступающих с подтанцовкой, но без инструментов (да, я знаю, Supremes не играли на гитарах, но они же были Supremes!), признанный взрослый квартет, очень хорошо делающий очень простые и красивые вещи, как-то освежает. Доносит мысли напрямую, говоря словами Вима Вендерса. Его принцип работает.

И они исполняют мою песню.

Другая профессия

Я всегда мечтал стать актером, несмотря на то что на заре моей жизни выступал на этом поприще не слишком удачно.

Начал я свою карьеру в семилетием возрасте ролью эльфа в спектакле, который ставили в моей школе в Бомбее. Костюм мой был сделан из оранжевой гофрированной бумаги, и посреди танца маленьких эльфов, который я исполнял вместе с остальными, он с меня свалился.

В двенадцать лет я играл «следователя» (сиречь «инквизитора») в «Святой Иоанне» Бернарда Шоу. Мне полагалось сидеть за столом в грубой белой сутане и делать записи гусиным пером. Единственное гусиное перо, которое удалось отыскать в Бомбее, было на самом деле шариковой ручкой, украшенной этим самым пером, большим и красным. Я бодро марал бумагу. Когда представление закончилось, кто-то поздравил меня с успехом, добавив: особенно сильное впечатление на зрителей произвело то, что можно так долго писать пером, ни разу не обмакнув его в чернила.